Думы о полях

За последние дни в адрес книги Василия Лебедева «Актеры шахматной доски» было сказано много добрых слов: и внешний вид великолепен, и содержание на высоте. Но в один прекрасный день книга дошла до читателя, который не умеет молчать о недостатках.

За качество изготовления книги я бы дал «Актерам» 10 баллов из десяти, если бы не черная ладья на диаграммах – она наполовину белая, и на долю секунду приходится прищуривать глаза, чтобы понять, что она черная.

В книгу вошли 64 этюда. Каждый из них получил ярлык того поля, на которое делается «ух!»-ход. Он может иметь любой идейный оттенок: тихожертвенный, патоспасительный, удавляющий, антиматериальный, запечатывающий, финтящий, предвидящий или жертвоподготовительный. Важно другое – ход должен врезаться в память сразу и сидеть там долго. Иначе, Васа его браковал, приговариваючи: «Ход ты какой-то никакой. Не хочу тебя комментировать. Гуляй, Вася!».

Еще до чтения книги я был уверен, что поле g5 забронировал за собой ферзь Митрофанова, билет на поле е2 у коня Королькова, а в хоромах на с8 пирует король Сарычевых. Метку с8 носит также превращенная ладья Сааведры, но в книгу она не попала – ибо Каисса приказала Василию пропускать в свой ковчег только один этюд на каждое поле.

Современным этюдам лишь изредка удавалось выиграть конкуренцию за место у известной классики. Немного странно, что ферзь Куббеля и король Гургенидзе проиграли пешке Жукова схватку за поле а3. Но когда я увидел модерные этюды на полях b2, d3 (мой совместный), a6, c6, то понял, что на шахматном поле команда «Современник» играет вторым или, точнее, пятым составом. А ведь в ней есть свои Месси и Рональды: а4 – слон Первакова, f5 – ферзь Первакова, d3 – ферзь Нильсена, b2 – конь Рябинина или ферзь Нильсена, g1 – ладья Рябинина, h5 – ладья Жукова, f2 – конь Арестова … Увы, вместо этих «ребят» тренер Лебедев выставил на указанные позиции зеленый молодняк и дряхлых ветеранов. Хотя книга новая и подача материала в ней оригинальная, чувствуется влечение автора к старым этюдам, не дотягивающим до уровня.

Но это недостаток только наполовину. Ведь если читатель не согласен с выбором этюда, он попытается вспомнить более подходящий шедевр. Каждая страница способна незаметно погрузить шахматиста в глубокие раздумья об этюдах – вытворять такое с читателем может только хорошая проницательная книга.

Ну, как не напрячь извилину после детективной истории о мистическом поле а6, которое хорошие ходы постоянно обходили стороной, а если ступали на него, то весь этюд настигала судьба кораблей, заплывших в бермудский треугольник?! Не удержался и я – полез в базу искать Ход на а6: «Покажи-ка мне, база хейденовая, тихожертвенный ход ферзя на а6!» (эта просьба записывается несколькими командами в поиске).

База выдала Русинека.

Ну, это, конечно, зрелищно, но автор, видимо, подумал: «Хватит нам Митрофанова». И я с ним согласен. И не стал я больше просить джина из базы показывать мне чудеса шахматные, а решил вспоминать…

Автор пошел на хитрость и сознательно впустил на пункт а6 этюд, который не решается. «С таким же успехом можно было переложить на черных право сделать яркий ход на а6», – подумал я, когда вспомнил этюд Мински и Нильсена с взаимными жертвами ферзей.

Эффектно, но для черных будет еще своя книжка, я надеюсь. А эта книга для белых актеров. Надо вспоминать дальше. В голове что-то кликнуло, и мой кандидат на а6 показал личико. Возможно, он не совсем походит, потому что ход на а6 в нем самый обычный (как сказал бы Перваков: «Какая тут красота? Другого просто нет!»), но после него возникает как-ты-туда-попаденский эффект. Вижу финал этюда, помню начальную позицию, и удивляюсь, как король-проныра доковылял сквозь ряды черных фигур до своей проходной. Мистика.

Под конец своего отзыва я понял, что новую книгу следует прочитать даже не ради красивых этюдов, а в первую очередь, чтобы увидеть, как надо любить красоту шахматную! Василий Лебедев это показал: и словами, и делом.